Month: апреля 2012

Дорогие читатели нашего сайта morgulis.tv  мы знаем, что среди вас есть экономисты, бизнесмены, и просто люди, интересующиеся изменениями происходящими в нашем новом технологогическом мире.  Мы также знаем, что благосовенный успех приходит к тем, кто в своих действиях рассчитывает не только на свои таланты, но и на участие в их жизни Творца нашей жизни.   Так что: Определение и опыт… с Богом!

Михаил Моргулис

Open Innovation, определение и опыт

Unova публикует статью Евгения Баффа (Eugene Buff, MD, PhD), со-основателя UsTech Discovery LLC, вице-президента Yet2.com, в которой он размышляет о сути такого явления, как «открытая инновация», и того, как оно меняет мир современного бизнеса.Мало кто может себе позволить сказать, что он не в курсе, или что он не практикует «это» в своей компании. А между тем и сам термин, и то, что под ним подразумевается, далеко не очевидно. Я даже не уверен, что русский перевод «открытая инновация» правилен, так как он не отражает сам процесс, а только намекает на результат. Мне кажется, наиболее правильным было бы говорить об «инновациях в открытую» — но термин уже прижился и растиражирован. Все же я попробую объяснить, какое значение вкладывалось в оригинальный термин, что с ним случилось и поделюсь опытом работы компаний в этой области. Я, конечно не могу претендовать на то, что мое объяснение едиственно правильное, но обещаю, что оно максимально исторически достоверно и немного шире того понимания, которое вкладывают в слова Open Innovation многие приобщившиеся к движению.Начнем с того, что НЕ является Open Innovation. На протяжении многих десятилетий (думаю, что отсчет современной истории бизнеса можно начинать с Великой Депрессии) компании старались привлечь к себе на работу самых лучших специалистов. Им создавались максимально привлекательные условия работы, предоставлялись страховки и привилегии для семьи, пенсии и привилегии за выслугу лет. В ответ от сотрудников ожидалась беззаветная преданность родной компании и глубокая секретность — чтобы конкуренты не догадались.Исследовательская работа, научные и прикладные разработки всегда были (и остаются) дорогими, трудоемкими и многолетними… Так что очень скоро только крупные и преуспевающие компании могли позволить себе серьезное R&D. Такая психология преданности и гордости своими уникальными достижениями создавала во многом обоснованный мнение о том, что все созданное за пределами нашей великой компании вряд ли заслуживает внимания. До очень недавнего времени большинство компаний в США, да и в остальном индустриально развитом мире работали именно по этому принципу — «Not Invented Here (NIH) Syndrome». Все лучшие специалисты работают у нас, а значит, все что сделано не ими, заведомо хуже. По этой же причине все, что придумано и изобретено внутри компании, патентовалось и скрывалось от остального мира — мало ли, а вдруг пригодится. Много крупнейших компаний было создано и успешно функционировало на этих принципах — IBM, Bell Labs, Intel и многие другие. Пожалуй, по аналогии с Open Innovation эти принципы можно назвать Инновациями Взакрытую.Мир бизнеса, особенно технологически богатого бизнеса , кардинально изменился во время  и сразу после краха доткомов. Пузырь, как известно, лопнул. Однако ситуация и в больших, и особенного в средних и мелких компаниях так и не вернулась в старую, привычную колею. Одним из признаков времени стал тот факт, что нынешние выпускники коледжей больше не планируют выйти на пенсию с места их первой работы. Большинство молодых специалистов вообще не очень обеспокоены своим первым местом работы и меняют компании легко, стремясь приобрести больше опыта в разных отраслях и компаниях. Длинный список компаний в резюме перестал быть отрицательным фактом профессиональной биографии. Знания и умения таким образом стали более размазанными — мало кто из компаний в наше время может претендовать на обладание самыми лучшими специалистами. Более того, стало довольно очевидно, что большинство умных и знающих специалистов работает на кого-то другого. Это неприятное откровение пришло одновременно с усилением глобальной конкуренции, изменения скорости (чудовищное ускорение!) инноваций и образованием новых быстрорастущих рынков. Все это очень плохо сочетается с политикой NIH и ведением бизнеса «взакрытую» и только своими силами.Мир, и в первую очередь мир бизнеса стал плоским («The World is Flat»), все знают друг друга и вместе или параллельно работают над похожими проблемами. Чтобы быть в курсе происходящего, компаниям приходится быть на виду, делиться и обсуждать свои достижения с коллегами и иногда с конкурентами. В двух словах — в этом, собственно, и заключается идея и принципы открытых инноваций — в условиях современного бизнеса и рынка почти никто не может себе позволить, или, лучше сказать, не может быть успешным и процветащим сам по себе. Знания, умения, инновации и профессиональные кадры распределены по всему миру и по многим, часто малоизвестным компаниям или даже стартапам. Чтобы быть успешным в создании и коммерциализации инноваций, нужно знать и уметь использовать эти глобальные ресурсы, быть функциональной частью этого относительно открытого сообщества и процесса.Сам термин «Open Innovation» предложил профессор Университета Беркли Генри Чезброу (Henry Chesbrough) (“Open Innovation: The New Imperative for Creating and Profiting from Technology. Harvard Business Review Press (March 1, 2003), ISBN-10: 1578518377). На протяжении нескольких лет Генри выпустил несколько книг, описывая и формулируя различные аспекты Open Innovation — начиная с самих инноваций и до бизнес-модели, соответствующей этим новым реалиям. Основные идеи профессора Чесбро заключаются в том, что в условиях Open Innovation старая, сплошная воронка развития продуктов из идей оказалась вся в дырках. Новые идеи и технологии могут возникать и включаться в процесс в разные моменты и не обязательно внутри компании производителя. Что не менее важно — созданные в процессе инноваций технологии и продукты могут с тем же успехом покидать воронку и находить применения в других областях, на других рынках и в других компаниях.
Один мой друг и коллега, Джеф Линдсей (Jeff Lindsay) («Conquering Innovation Fatigue:…» Wiley; 1 edition (July 7, 2009), ISBN-10: 0470460075) предложил называть эту воронку инноваций не воронкой, а трубой — музыкальным инструментом. Разница очевидна — в воронку что-то само по себе сыплется, а на трубе надо уметь играть! Так вот, в условиях Open Innovation играть на трубе стало еще сложнее. Попробуйте спросить своих знакомых музыкантов, пробовали ли они играть на дырявой трубе! Менее образные последствия всех этих усложнений заключаются в том, что старых, традиционных методов и психологии R&D стало недостаточно для успеха. Новые условия бизнеса требуют более широких знаний (в постоянном цикле, когда ценятся то узко специальные, то широко энциклопедические знания и умения, мы сейчас безусловно находимся в зоне энциклопедичности), контактов за пределами знакомых географий и экспертиз, а также более коллегиальной психологии при формулированием и решении задач. Умение мыслить «outside of the box» и способность делиться своими открытиями и проблемами с коллегами и даже конкурентами становится стандартным набором требований к новым должностям в старых компаниях. Должности эти называются Менеджер Инноваций, Директор Внешнего Развития («External Business Development») или на самом высоком уровне — Chief Innovation Officer (CIO). К сожалению, в большинстве комнаний новых людей при этом не появилось. Новые роли и задачи были поставлены перед теми же людьми — и старый принцип NIH перешел на нелегальное существование. Никто в наше время не признается в практике NIH, но и мало кто может похвастаться, что избавился от этой практики в своей компании.Итак — первый набор  проблем Open Innovation заключается в том,   что люди, которым поручено проводить  его в жизнь,  не могут,  а иногда и не хотят отказаться от старого  способа ведения бизнеса.Другой набор проблем связан с тем,  что одного желания  жить и работать по принципу инноваций  в открытую недостаточно. Нужны новые знания и умения, контакты, кругозор и репутация. Недостаточно хотеть работать с другими компаниями и специалистами – надо, чтобы и они хотели работать с вами. Замкнутый круг, или круговая порука… называйте как хотите, но в мире Open Innovation ничего нельзя делать ни в «отдельно взятой стране», ни в отдельно взятой компании.Слово networking приобрело совершенно новое значение в бизнесе. Количество (и, конечно, качество!) контактов стало одним из профессиональных критериев. LinkedIn, а за ним facebook и twitter стали частью стратегических активностей компаний, маленьких и больших. Умение с которым эти способы общения используются в той или иной компании стали прямым отражением и выражением их умения ориентироваться в новом открытом мире бизнеса. Если еще несколько лет назад facebook упоминался при принятии на работу только в шутках и карикатурах, то на прошлой неделе Wall Street Journal опубликовал материал о реальном венчурном фонде, который требовал при принятии на работу не резюме, а список интернетных контактов и публикаций («Internet footprint») кандидата. Конечно, высокая, но узкая специализация и экспертиза продолжает цениться. Однако в условиях Open Innovation она перестала быть основным двигателем развития и, что более важно, воспроизводимого роста технологических компаний.И, наконец,  еще  одно явление,  которое напрямую связано  с переходом (хотят они этого  или нет!) бизнеса в мир Open Innovation — это возникновение и размножение  нового бизнеса посредников, брокеров и консультантов. Эта новая ниша сегодня кишмя кишит разными фирмами и интернетными сервисами, которые используют популистскую терминологию «Open Innovation» направо и налево. Идеи создания «рынков» и баз данных в Сети, сводящие всю инновационную деятельность к компьютерному поиску и нажатию кнопки «Enter» возникла еще во время прошлого интернетного пузыря. Вместе с пузырем тогда лопнуло множество компаний… но сама идея оказалась живучей и сегодня десятки новых, молодых, пропустивших ажиотаж первого пузыря порталов опять присутствуют в Сети и участвуют в шумных дискуссиях «почему интернет-маркетинг не работает». Попытки создать eBay или даже Amazon инноваций, конечно, смешны и безнадежны. Но они ярко отражают потребности в новых каналах и инструментах для создания и коммерциализации инноваций. Кроме того, в процессе лопания пузырей и компаний создался-таки небольшой контингент профессионалов, которые знают и умеют пользоваться Open Innovation. К сожалию, список невелик и на лидирующих позициях остаются три компании, упомянутые еще профессором Чесбро – yet2.com (www.yet2.com), InnoCentive (www.innocentive.com) и NineSigma (www.ninesigma.com).Тема посредников, их опыта и использования заслуживает  отдельной большой дискуссии. Скажу только, что в центре успеха нескольких лидеров не лежат, к сожалению, никакие чудеса или секретные методологии. Просто они занимаются Open Innovation дольше других, подчас дольше кого бы то ни было, задолго до введения самого термина. Опыт, контакты и репутация — вот и все что отличает успешного посредника от всех остальных.К сожалению (каюсь — я не слишком объективен в этом вопросе, так как сам принадлежу к этой группе посредников и консультантов и как вице-президент yet2.com и как создатель и главный консультант компании УсТех) использование посредников и консультантов не стало еще общепринятым способом внедрения и использования принципов Open Innovation. Многие компании не понимают, что мы являемся неотъемлемой частью этой новой бизнес-реальности. Возвращаясь к аналогии Линдсея с трубой — посредники являются клапанами и фильтрами. Можно, наверное, играть и без них — но скорее всего удастся издать только несколько однообразных звуков.Иначе говоря, возникла новая специальность со своими уникальными задачами и умениями для Инноваций в Открытую. И каждый должен делать то, что он умеет лучше всего: изобретатель — изобретать, менеджер – командовать, а посредник — искать, находить и связывать. Как сказала одна из моих клиенток — когда мы заболеваем, то сразу бежим к врачу, а когда проблемы возникают в бизнесе — многие почему-то считают, что могут все разрешить сами, без профессиональной помощи. Так вот, умение понять, оценить и использовать свои сильные стороны, а для слабых сторон находить и привлекать партнеров и является формулой успеха в условиях Open Innovation. Для компаний с другой психологией место найдется только в учебниках бизнес-школ. Такие монстры прошлого, как Polaroid и Kodak могут уже служить примерами подобных потерь. Они, не успели или не смогли, если можно так сказать, инновироваться.

Недавно в Киеве  я встречался с пастором Сандеем и его адвокатом А.А. Федуром. Я знакомил их с американским юристом, моим другом, Фрэнком Абернати. В тот раз господин Федур произвёл на меня впечатление талантливого и беспристрастного человека. Но в нижеизложенном интервью он выглядит частично предвзятым, вернее, каким-то искажённым. Как будто взяли и подпортили человека.  Особенно, когда он «глубокомысленно» говорит о каких-то мистических врагах Украины.  А его заявление о возможности арабов уничтожить Израиль за одну ночь, тоже можно отнести к разряду болезненно фантастических. Естественно, верующие христиане его доводы в этом вопросе посчитают детскими. Ибо они, понятно, больше доверяют Библии, чем киевскому адвокату. Также вполне замечательно наивным выглядят его пассажи о необходимости  переноса  Патриархата православной церкви из Москвы в Киев.

Я абсолютно уверен, что адвокат Федур человек высокопрофессиональный в области юридических прав. Но теперь, также абсолютно уверен в его  невероятно слабой духовной подготовке и ужасающей наивности в оценке взаимоотношений Украины с остальным миром.

А сейчас прошу об одном, пусть Господь не даст ему использовать свой юридический  талант для победы над истиной! Пусть последнее слово останется за Христом!

Михаил Моргулис

ПРАВДА И НЕПРАВДА АДВОКАТА САНДЕЯ

Сегодня (9 апреля 2012 г.) в Днепровском районном суде Киева состоится очередное заседание по делу о махинациях финансовой группы компаний «Кингс Кэпитал». Одним из подозреваемых в этом процессе проходит пастор церкви «Посольство божье» Сандей Аделаджа. Обозревателю НБН удалось пообщаться с адвокатом, защищающим интересы пастора, Андреем Федуром. В эксклюзивном интервью он рассказал о предпосылках и деталях этого уголовного дела, а также поделился своим мнением по ряду важных вопросов, касающихся общественной и политической жизни Украины.

– Андрей Анатольевич, Вы говорили о том, что для низвержения власти люди должны проявить волю. Но как им проявить волю, когда многие из них буквально зомбированы всевозможными сектами и разного рода деятелями? А Вы в суде сегодня защищаете одного из лидеров такой церкви, которого обвиняют еще и в мошенничестве.
– Хочу сказать, что я к любым религиозным культам отношусь не так, как официально принято, у меня свое отношение. Религия, на мой взгляд, во многих случаях используется для укрепления светской власти. Ярким примером тому есть и православие. А чиновники от этих структур всегда боролись за власть, и будут продолжать бороться.
А что касается Сандея Аделаджи, то я должен констатировать: он не совершал тех преступлений, которые ему инкриминируют. Обвинение Сандея Аделаджи в мошенничестве просто абсурдно. Религиозная община, которую он возглавляет, действительно огромная и это многим не нравится. В этом и есть основная причина преследований.
– Но ведь все видно на видеозаписях его богослужений.
– Первый «аргумент», который всегда появляется, это – видео. Я когда-то по этому поводу иронизировал над следователями и говорил: если найдете на видео хоть какой-то состав преступления, мой подзащитный сразу признает свою вину, причем – полностью. Вообще, проблема Сандея не в том, что он совершил какое-то преступление.
– А в том, что он зомбирует украинский народ?
– Нет. Проблема Сандея в другом, и я знаю, когда и как все начиналось. И не он все затеял – он фактически жертва этого действа. Дело в том, что нынешний «сиделец» Лукьяновского СИЗО Юрий Луценко затевал этот «фестиваль» не по Сандею (им он нужен был как инструмент), а по другому человеку. О чем и публично заявлял.
– Имеете в виду Черновецкого?
– Да. Но он намного умнее организаторов этого процесса, поэтому там все закончилось ничем. А здесь ситуация иная – преследовать Сандея. Начиналось все при БЮТе. А сейчас вроде бы как и власть изменилась, и изменилась кардинально, а значит, по идее, все должно было закончиться, но… продолжается.
– Вспоминается такой момент на видео его богослужений, когда после смены власти Сандей объявлял, что ему приснился Бог, и он ему сообщил, что дело против него закроют.
– А почему все не закончилось? Потому что проблема не в защите пострадавших от действий компании «Кингс Кэпитал», а в другом – церкви. И когда я начал изучать эту проблематику, то даже не ожидал, что там столь масштабный проект, а соответственно, будет и конфликт. Именно Сандей создал на территории Украины одну из крупнейших церквей, или назовите ее как хотите…
– Может быть – секту?
– Как хотите. Но лучше возьмем другое слово – организацию. Или группу, которая, оказывается, по своей численности, а что еще более важное – организованности – превосходит любую из ныне действующих церквей Украины! Почему любую? Потому что православие не объединено. И в этом серьезнейшая проблема. Некоторым деятелям от церкви этого серьезного конкурента нужно дискредитировать. Вот и вся проблема.
Я когда-то был в этой церкви. Так вот, ни в одной церкви ранее я не видел такого количества прилично выглядевших (во всех смыслах) людей. Объяснить себе, разобраться: зачем оно им надо – у меня не было возможности и времени. Допустить мысль, что все эти люди не способны разобраться, что происходит – это не уважать себя.
– И чем Вы, все-таки, это объясните?
– Возможно, объясняется все предельно просто (как и вся эта ветвь в христианстве): в таких церквях людям дается какой-то позитив. А не то, что в православии, где преобладает негатив и «программирование» на страдания и мучения. И только в загробном мире их делят на две группы – кто идет в рай, а кто в ад. И там никто не работает. И чем больше ты будешь несчастен здесь, тем больше у тебя шансов попасть в счастливую загробную жизнь там. Мне кажется это не правильно.
– А у Аделажди не так?
– Я еще раз повторюсь, что я одинаково отношусь к любым религиозным течениям. Я не специалист в этой сфере и, возможно, что-то не понимаю – важное. Как-то я выступал у них (в церкви Сандея Аделаджи – Ред.) – говорил часа полтора. Так вот, в зале сидело несколько тысяч людей, и никто из них не ушел. А ведь сложно столько времени слушать одного человека. Я сделал для себя вывод: такие религиозные общины предлагают какой-то позитив – то, что отличает их от других.
То есть, абсолютное большинство людей позволяет себе что-то для души. К примеру, кто-то любит в свободное время ходить играть в футбол, баскетбол – тоже своего рода «оболванивание». Чтобы переключаться от проблем, работы. А эти люди нашли для себя такой путь.
Вера, это нечто сугубо индивидуальное, свойственное конкретному человеку.
Вы помните, как один наш политик обходил по праздникам все церкви? Зачем? Гораздо приличнее, на мой взгляд, в этом плане смотрится Виктор Янукович. Для него есть одна церковь, хоть там и спецслужбы.
– Но разного рода общественные организации-секты культивируются для оболванивания народа. Разве не так?
– Видимо да. И в том числе, чтобы получить через эти организации электорат на выборах. У людей нет никакой веры в государство – официальную, светскую власть.
– А как Вы относитесь к толпе под судом Вашего подзащитного? Масса людей стоит с плакатами, какой Сандей герой, что-то кричит, никого не слыша, извините, как зомби.
– Спокойно.
– То есть, Вы их одобряете.
– Не осуждаю, это точно.
– А то, что они постоянно кричат «Пастор Сандей – честный человек» – это ведь давление на суд? Ведь в зале суда слышны эти крики.
– Нельзя давить на то, чего у нас нет – а судов у нас нет в принципе. И потом, кто как это воспринимает. Нам же очень часто предлагают какую-то картинку, которую преподносят вместо чего-то.
– А Ваше отношение к общественным организациям, не религиозным, которые пытаются своими методами влиять на власть? Ради улучшения жизни простых людей.
– Вообще я считаю, что попытка коллективного влияния на что-то или кого-то на самом деле очень опасна. Точно так же я отношусь к любым политическим влияниям.
Я вижу в Украине перспективы гораздо более эффективного развития, чем прогнозируют сегодня многие. Единственное, чего я опасаюсь, чтобы здесь не сделали абсолютную зачистку. Когда титульному народонаселению (без указания национальностей) не останется места в этой стране. Опасаюсь, чтобы не зачистили нашу территорию для других.
– Как такое может быть?
– Я поездил по миру и видел многое. То, что сейчас происходит с Украиной – это геноцид, зачистка нашей территории для других. В этом и опасность. А в процветании Украины, как территории, я не сомневаюсь. Другое дело, кто этим богатством будет пользоваться – титульное народонаселение, или пришлые? Сюда уже сегодня едут многие. Завтра будет больше.
Обладай я правом принятия одного единственного закона, я бы настаивал на принятии закона о запрете предоставления украинского гражданства: не предоставлять гражданство никому и ни при каких обстоятельствах.
– Но это разве правильно? Полагаете, что иностранцы могут начать здесь строить свое государство?
– Безусловно. Вы посмотрите, они уже сейчас это делают. Руками самих украинцев. Меня беспокоит то, кто здесь будет жить завтра. В том числе, и когда мы даем какой-то стране безвизовый режим, то и украинцы должны получать аналогичные условия, выезжать в ту страну без визы. И только так: «баш на баш» – не иначе.
– Не так давно Россия предоставила безвизовый режим гражданам Израиля. То есть, наши соседи уже пошли на такой «баш».
– Мы тоже! Лично я убежден, что Владимир Путин за это очень многое выторговал. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что арабский мир может выбить евреев из Израиля за одну ночь. Как только случится подходящий момент. Это многим понятно, и им – в первую очередь. А зная некоторые факты из истории, понимаешь, что нужны другие плацдармы, в том числе и на нашей территории.
Здесь уместно вернуться к вопросу церкви. Я считаю, что русская православная церковь не может находиться в Москве. Если это действительно русская православная церковь, а не российская.
– А где же она должна находиться? Не в Киеве ли? Вы опасаетесь возможного нашествия иностранцев, а если начнут ехать россияне – это не одно и то же?
– Русская православная церковь должна находиться в Киеве. А что касается отношений и позиций Киева и Москвы, то я всегда говорю так: единственные, кто сегодня не объединяется на планете Земля – это славяне. Только они воюют друг с другом. Лично я – за Славянский Союз. По типу Европейского Союза. И мы должны сделать такой же союз – Славянский. А Киев должен выполнять примерно ту же функцию, что и Брюссель в Евросоюзе.
В Украине сейчас много проблем. В том числе и нежелание славян объединяться. Как обесценился труд – честный труд, созидательный. Как уже нескольким поколениям прививается крайне неуважительное отношение к земле. И посмотрите на иностранцев, которые вчера покупали в Украине заводы, а сегодня их интересует только земля. Наша земля.
– Вернемся к Вашему подзащитному пастору, к слову – иностранцу. На каком этапе сегодня суды по Аделадже и его сообщникам? Кто-то из пострадавших людей уже дает на суде показания против пастора?
– Он точно не претендует на украинское гражданство и землю. Действительно, в суде Днепровского района города Киева слушается уголовное дело по его обвинению и обвинению других лиц. Сандей Аделаджа не совершал преступлений, в которых его обвинили и, соответственно, у него нет сообщников. Он не имеет никакого отношения к компании «Кингс Кэпитал», не является ее учредителем, никогда не работал в этой компании на любой из должностей, не собирал с людей деньги в пользу этой компании и т. д. Парадокс обвинения в том, что Сандей Аделаджа, который не имеет отношения к этой компании, сегодня подсудимый, а менеджеры компании, которые собирали с людей деньги и на этом зарабатывали – свидетели. В суде и в ходе досудебного следствия никто не давал показаний о том, что передавал деньги Сандею Аделадже.
Если в суде будут приниматься решения по результатам следствия на основании собранных доказательств, то у меня нет сомнений, что мой подзащитный должен быть оправдан. Но у меня нет веры в объективность суда.